На Другой сцене «Современника» — премьера: «Сказка на ночь», пластический спектакль-заговор, разыгранный на трех актрис . На самом деле на сцене шестеро действующих лиц: три в белом — главные героини (Дарья Белоусова, Елена Козина, Полина Рашкина) и три в черном — их тени, профессиональные танцовщицы (Анна Дельцова, Любовь Журкова, Светлана Камбур). Именно они и становятся режиссерскими инструментами в работе над пушкинской поэмой «Руслан и Людмила». Этот спектакль — эксперимент в рамках проекта «Опыты», дебют актера Шамиля Хаматова в качестве режиссера. Как говорится в программке спектакля, это даже не эксперимент — фантазия.
Фото: Екатерина Князева
Помогала фантазировать Шамилю Хаматову хореограф Анна Дельцова. По мнению Хаматова, современный театр тяготеет к языку пластики как к актуальному и бесстрашному средству художественной выразительности. Все, что недоговаривается, можно протанцевать, вернее, вытанцевать из себя — в какой-то момент кажется, будто происходящее на сцене сродни шаманским или мистериальным танцам. Сознательно отказавшись от сценографии и декораций, режиссер поставил перед собой задачу сотворить из пустоты целый мир, нечто эфемерное, такой ощущенческий спектакль, где все не происходит — проговаривается, а затем становится зримым в зрительском воображении и испаряется через мгновение, словно сон. А три героини — не то те самые пушкинские «три девицы под окном», не то сакральная троица проводников в белых одеждах.
Мужчин здесь нет — их роли распределяют между собой актрисы. К примеру, преображаясь за мгновение, Дарья Белоусова становится выразительным старцем, который помогает Руслану найти свою Людмилу, в то время как трепетная Людмила (Полина Рашкина) дожидается жениха в чертогах Черномора.
И хотя на сцене мужчины не появляются, именно мужской закадровый голос открывает спектакль:
«…Примите ж вы мой труд игривый!
Ничьих не требуя похвал,
Счастлив уж я надеждой сладкой,
Что дева с трепетом любви
Посмотрит, может быть, украдкой
На песни грешные мои»,
— вкрадчиво читает артист Александр Андриенко.
По ощущениям кажется, будто некий демиург наблюдает за действием со стороны, вернее, откуда-то сверху — и, честно, даже не скажешь, Пушкин ли это, Господь Бог или всего лишь молодой режиссер, играющий в Бога.
Час десять без антракта — столько длится по времени занятная «Сказка на ночь». Есть в ней и неожиданные моменты — к примеру, ближе к финалу сцену заполняет знакомая донельзя мелодия, в которой с удивлением обнаруживаешь «Crazy Clown Time» из одноименного дебютного музыкального альбома Дэвида Линча, который в свое время тоже был признан экспериментальным. Как и любой эксперимент, два этих произведения роднит смелость — и режиссеру Шамилю Хаматову, надо признать, ее не занимать.