Внук Самуила Маршака рассказал АиФ.ru о великом поэте, его отношениях с Корнеем Чуковским и ревности двух гениев.
В субботу, 27 октября, в Воронеже начнется IV Международный детский театральный фестиваль «Маршак». Этот фестиваль был создан в 2015 году, в память об уроженце этого города, знаменитом поэте и переводчике Самуиле Яковлевиче Маршаке. В этом году фестиваль поставил перед собой задачу стать крупнейшим детским театральным смотром в России: зрители увидят 60 разноплановых спектаклей, которые представят 17 детских театров со всей страны и из-за рубежа. Накануне открытия фестиваля АиФ.ru поговорил с внуком поэта, Александром Иммануэльевичем Маршаком о том, каким был его дед, почему он остается популярным до сих пор, а также о том, какие мифы сопровождали его жизнь и творчество.
Игорь Карев, «АиФ»: Фестиваль, детские чтения, поезда и самолеты, названные именем Маршака – почему Маршак остается актуальным и сегодня?
Александр Маршак: Думаю, дело в том, что Самуил Яковлевич принадлежит к классическому крылу русской поэзии и литературы, а произведения классиков всегда актуальны и современны. Ведь это глубокие чувства и мысли, – это взгляд и в прошлое, и в будущее. Кроме того, Маршака отличало мастерство и необыкновенное владение словом. Он был знатоком русской литературы, знал наизусть многих русских поэтов, любил Пушкина, читал его всегда наизусть! Я как-то прочел деду стихотворение Маяковского «Юбилейное» и спросил его, кто такой Надсон («Между нами — вот беда — подзатесался Надсон»), и он не только рассказал мне об Семене Надсоне (русский поэт XIX века – прим. ред.), но и прочитал наизусть несколько стихотворений!
Тест: Чьи детские стихи?
И в дополнение к широте его знаний русской классики – он еще и новые открывал миры. Например, сейчас сонеты Шекспира переводят многие, но переводят их так, как это делал бы Маршак – с тем же музыкальным строем, с тем же подходом к мысли. То есть Маршаком был создан мир перевода Шекспира, потом – мир перевода Бернса. Он создал мир переводов детской английской литературы и еще множество того, чем мы пользуемся до сих пор. Кроме того, он открыл очень много авторов, став родоначальником детской литературы в СССР. Нет ни одного детского писателя того времени – если не считать Корнея Ивановича Чуковского, который шел параллельно, – кто не прошел бы «Школу Маршака» и не стал бы писать для детей.
Дед услышал в произведениях ОБЭРИУтов желание играть словами, забавляться языком, привел их к себе и уговорил тоже заниматься детской литературой. Именно в этом качестве читатели впервые узнали Даниила Хармса и его единомышленников – и только потом они стали известны и по другим произведениям. Белых и Пантелеев, Бианки и Житков, его родные брат и сестра — Илья Ильин и Елена Ильина, Евгений Шварц и Сергей Михалков – все они ученики Самуила Яковлевича. В детской редакции, которую он возглавлял, было выпущено множество книг под его редакцией, хотя свое имя при этом он в основном не ставил!
— Ленинградскую детскую редакцию в ходе репрессий фактически разгромили. Почему Маршак не заступился за них?
— Маршак не просто заступался, он делал все для сохранения редакции, бился и спасал людей, просто в те страшные годы спасти людей было совсем невозможно!.. А он в 30-е пошел ночью к Генеральному прокурору Вышинскому – и добился, чтобы освободили бы его сотрудниц: Александру Любарскую и Татьяну Габбе!
А вообще Маршак был человеком отчаянной смелости, чему было много примеров. За месяц до смерти он вступился за Бродского – и сделал это вместе с Корнеем Чуковским.
— Вы упомянули Чуковского как писателя, который шел параллельно Маршаку. Об отношениях этих двух писателей ходит множество историй – самых разных. Они действительно враждовали?
— Вражда Маршака с Чуковским – это неправда! Об этом вообще рассказывают очень много лжи. Я часто видел их вместе, хорошо знал Корнея Ивановича, встречался с ним и после смерти деда. И могу признать – они ревновали друг друга, но это нормальная ситуация. Два писателя, они работали в одной области и должны были соперничать. А поэт обычно одновременно и ребенок, и родитель, у него обязательно будут сильные эмоции, в том числе и ревность. Но они никогда не предавали друг друга! Всегда выступали единым фронтом. Когда Чуковского перестали издавать, именно Маршак встал за него горой.
«Страдания „Мойдодыра“». За что травили Корнея Чуковского?
Кроме того, дочь Чуковского, Лидия Корнеевна, была ученицей Маршака, работала в его редакции, и на всю жизнь сохранила самые теплые чувства по отношению к своему учителю. Так что их отношения можно описать только как самые уважительные! А была ли ревность? Наверное, была…
— А история с «Одолеем Бармалея», которого Маршак отказался печатать, разве укладывается в обычную ревность?
— Знаете, я не уверен, что эта история была на самом деле. Но я убежден, что за отказом могли стоять только творческие соображения, а не политические подводные камни. Дед не все рукописи и не у всех принимал, он был приверженцем классической русской литературы, его смущали туманности в текстах. Это не было ссорой и точно не было сделано «исподтишка».
— А как Самуил Яковлевич относился к славе?
— Дед был человеком чрезвычайно скромным, часто просто неприхотливым. Довольствовался в быту малым. И в одежде, и в еде. Не пил вовсе. Любители «застолий» — не будем называть фамилий — иногда писали, что Маршак был скаредным – это ложь! Причем ложь эта грубая и нехорошая. Самуил Яковлевич был человеком невероятной щедрости. Он многим людям даже помогал в написании книг. Хороший пример – одна из лучших книг советской детской литературы, «Республика ШКИД», с которой он долго и серьезно работал, ведь ее авторами были совсем молодые люди Белых и Пантелеев. А Маршак в результате даже не оставил пометку, что это было написано под его редакцией! Так он поступал повсеместно.
Такой подход был общим в нашей семье. Его сын (Иммануэль Самойлович Маршак – прим.ред.) был одним из крупнейших ученых в мире в области физики света и, при этом, был скромнейшим человеком. Когда я был маленький, отец сказал мне, чтобы я никогда не смел говорить то, что я внук Маршака, ради своей выгоды. И вот скоро мне пойдет семидесятый год – и я ни разу в жизни не нарушил этот завет.
А свой талант он чаще всего использовал, чтобы больше работать с детьми – была у него такая потребность. Когда погибла его полуторагодовалая дочь, он просил найти ему и его жене работу в детском доме, чтобы отдать им свою неизрасходованную любовь. Он работал с детьми и в Петрозаводской колонии. Он создал в Ленинграде целый литературный университет, где не только учили литературе – там известные ученые проводили занятия с детьми на самые разные темы. Меня абсолютно поразило то, что среди воспитанников этого университета была и Елена Боннэр, которая поступила в него после того, как репрессировали ее родителей.
— Маршак помнил о своих еврейских корнях? Как к этому относились в семье?
— В роду у деда были знаменитые раввины, самым главным из которых был его дед по маме — Бер Абрамович Гительсон – ученый раввин; именно он читал первую молитву в первой каменной синагоге Витебска в 1846 году. Ну а дед, конечно, знал иврит и идиш, он всегда помнил о своих предках, а в 1911-м даже съездил в Палестину, где и познакомился со своей женой.
— Но стихи Палестинского периода он опубликовал достаточно поздно…
— Это тоже не совсем правда. Дело в том, что вокруг этой темы постоянно распространяется ложь, говорили даже, что Маршак уничтожил свои «Сиониды». Но это не так! Этот слух распространил редактор одной еврейской газеты, который, судя по всему, Маршака не любил, он даже распустил слух, что Маршак принял православие – а этого точно не было, дед никогда не менял свою веру! На его деньги после войны вывозили в Израиль еврейских детей-сирот, он был членом Антифашистского Еврейского Комитета – то есть прошел по самому краю пропасти, и уцелел лишь потому, что не писал на идиш сам, а только переводил эти стихи на русский язык.