Вслед за ставшей чемпионом мира по футболу сборной Франции, которую вчера принимали в президентском дворце на Елисейских полях, пора начать чествовать другую французскую сборную — знаменитую балетную труппу Парижской оперы. Она только что триумфально завершила свои гастроли в Новосибирске .
Балет Кристал Пайт на музыку из «Времен года» Вивальди. Фото: Agathe Poupeney
Традиции этой труппы восходят аж к королю-солнцу Людовику XIV. Первый в истории балет был поставлен во Франции вскоре после Варфоломеевской ночи при дворе последнего короля из династии Валуа — Генриха III. В последний же раз знаменитый на весь мир балет Парижской оперы приезжал в Россию, в Москву, ровно пять лет назад. Так что нынешние гастроли старейшей балетной компании вполне можно считать событием: они восьмые за всю историю российско-французских отношений и вторые в Новосибирске. А впервые родоначальницу классического балета в России принимали в 1958‑м, и тогда случился скандал. В результате интриг был отстранен от поездки и вскоре покинул свой пост Серж Лифарь, возглавлявший французский балет в течение 30 лет и возродивший его из небытия.
На этот раз труппу возглавляла госпожа Орели Дюпон, а принимающей стороной был худрук НОВАТа господин Кехман, сумевший организовать эти исторические гастроли всего за четыре месяца. Изначально Кехман хотел привезти в Новосибирск балет Play («Игра») Александра Экмана, мировая премьера которого состоялась в Париже в конце минувшего года, но заполучить новинку не получилось. В результате привез другую программу, составленную для гастролей в Новосибирске в основном из новейших современных балетов.
Самым классическим в этой программе был популярный балет одного из самых авторитетных деятелей современной хореографии — основателя голландского балета Ханса ван Манена «Три гносианы». В репертуар этот балет вернулся в начале этого сезона, но в России знают и любят его уже давно. Дуэт из этого балета, исполненный этуалью Парижской оперы Людмилой Пальеро и ее первым солистом Флорианом Манье, оказался самым запоминающимся моментом вечера.
Вообще-то партнером Пальеро в этом балете должен был выступить обожаемый российскими балетоманами Уго Маршан, но он оказался травмирован и на гастроли приехать не смог. Тем не менее и выступление Флориана Манье иначе как великолепным не назовешь. Удивляет только одно: как такой совершенный во всех отношениях танцовщик не добился положения этуали в родном театре?
Балеты Ханса ван Манена всегда дарят долгое послевкусие — чистая поэзия в танце. Импрессионизм танца и экспрессионизм уверенных поддержек чарующе действовал на зрителя и на этот раз. Основная тема работ хореографа — конфликт между мужчиной и женщиной. Он сопоставляет женскую и мужскую силы, и в этом конфликте нет победителей и проигравших, женщина и мужчина оказываются равны в дуэте. Балеты хореографа, такие абстрактные и математически выстроенные, вместе с тем невероятно чувственные и напряженные. Много музыкальности и чувственности, скрывающейся за бесстрастностью, было и в танце Пальеро и Манье.
Так же хорошо известна балетоманам и еще одна композиция, показанная в первом отделении вечера, — балет марокканца Сиди Ларби Шеркауи, модного хореографа и руководителя Королевского балета Фландрии, «Фавн». Балет, поставленный к столетию дягилевской антрепризы в 2009 году, переосмысливает легендарный балет Нижинского. Перед нами насыщенный кувырками и другими ловкими акробатическими движениями дуэт, действие которого происходит на опушке леса, изображенного на заднике. Под музыку Дебюсси на поляне появляется Фавн (Марк Моро), а затем на добавленную музыку Нитина Соуни, выполняя те же самые движения, возникает его партнерша Жюльетт Илер, дочь худрука Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Лорана Илера.
А вот постановка израильского хореографа Хофеша Шехтера «Искусство смотреть назад» была откровенно и нарочито дисгармонична. Адская дисгармония и крайности — здесь принцип, возведенный в эстетику: ужасающие и остервенелые вопли на сцене, отрыжка и даже рвотные позывы, изображенные в звуке (перед началом балета зрителям раздавали беруши), хаотичные движения, напоминающие больше корчи и кривляние, задирание юбок и демонстрирующаяся на публику мастурбация девяти амазонок — все это изредка сменяется балетным экзерсисом под музыку Баха. Израильский хореограф, прошедший выучку в Batsheva Dance Company у Охада Нахарина, в сущности, аккумулирует в своем балете основные движенческие принципы и идеи, так похожие на провокацию, хорошо знакомые нам как по творчеству самого Нахарина, так и по хореографии других израильских хореографов.
Не менее ударным номером программы оказался показанный под самый конец в третьем отделении балет канадки Кристал Пайт «Канон. Времена года» на музыку Макса Рихтера по мотивам Антонио Вивальди. Этот балет — новинка и эксклюзив Парижской оперы. Запланированный еще экс-худруком Оперы Бенжаменом Мильпье, созданный по заказу театра в 2016 году, удостоенный балетного «Оскара» — приза Benois de la Danse‑2017, балет впервые показали вне Парижской оперы, хотя чуть больше месяца назад он транслировался в кинотеатрах по всему миру.
Вообще, балетов на музыку из «Времен года» Вивальди создается исключительно много, но показанный балет Кристал Пайт не уступает и самым высоким образцам, поставленным на эту божественную музыку, таким как одноименный балет Ролана Пети. «С помощью человеческого тела я хочу сделать эту музыку видимой», — заявляет хореограф, и у нее это явно получается.
Правда, мировосприятие хореографа в этом балете довольно далеко уходит от декларируемых ею «форм и состояний, создаваемых телом и напоминающих природные явления: прорастание семян, миграцию птиц». В балете пластический хор в армейских штанах нервно откликается на судорожную истерику высокой скрипичной тесситуры. Перед нами скорее борьба за власть и выживание, которые также постулирует в своем балете хореограф. Первоначально это некий единый организм: кто тут мужчина, кто женщина, просто не разобрать. Но постепенно единое, унифицированное тело распадается на части: сначала на женскую и мужскую группы, потом и на сменяющие друг друга дуэты. Но драматическое наваждение ансамблевых экстазов тут все равно растворено в конвейерной матричности мировосприятия. Да и заканчивается все покорением индивида, вырывающегося на гребне пластической волны из массы обезличенных тел на фоне бури из золотой пыли.